[Ирья Келль]

Я делаю себе странное лето. Почти месяц что-то болит, нельзя и еще две недели будет нельзя плавать в море, а главное - все это по собственному желанию и за свои же деньги. Довольна я при том, как слон, хотя больше, чем плавать в море, по-прежнему люблю только плавать в море возле парусной яхты, когда не видно ни одного - нигде - берега. Сознательно откладываю на "потом", прекрасное "потом" отдыха от любимой работы, которое будет связано с морем более зеленым, чем можно найти в черте города? Не знаю. Энергия бурлит. Наверное, когда Доша сидит дома, можно есть в три раза больше, даже нужно, а то он взорвется. Надеюсь, что привыкну к такому безумному ритму и осенью продолжу просто машинально. Не хочу бессмысленных вечеров у компа. Полчаса - мой потолок, пол и стены, ну а двери наполнены астралом и неким тайным смыслом, так что без дверей нам в пять утра в Новукузнецке делать нечего. Ну, так мы отсюда и валим.
А вот еще прекрасный стишок на волнующую тему. Нет, пусть будет два. Они не мои, но в них вся правда обо мне. Другой правды обо мне просто нет, а то, чем я пытаюсь быть - круги на воде.
- Друг мой, Горацио, где же найти чудес?
В мире так много политики и печали.
Серость и пошлость на тысячу миль окрест,
Да и Офелии нынче пообмельчали.
Солнце не в радость, уходит былая прыть,
В помыслах грусть, даже привкус вина мне горек.
В общем, не знаю, как быть мне – или не быть,
Скоро начну улыбаться, как бедный Йорик.

- Друг мой, твоё высочество, выход есть.
Едь на край света. Доверь свою жизнь Дороге!
Способов просто забыться – не перечесть,
Только дорога излечит твои тревоги.
Дело не в том, что не радует солнца лик.
Просто внутри уже пусто. Ведь пусто, верно?
Если там что и есть, то сплошной конфликт,
Хуже, чем у Розенкранца
И Гильденстерна.
В общем, родной, дружище мой, датский принц,
Хватит страдать типа «надо или не надо».
Едь, без сомнений. Забудь про Хаят и Ритц,
Едь, как бродяга, хлебни нищеты и ада.
Будь музыкантом, поэтом, дыши огнем,
Пей, что дают – от вина до любовных зелий!
Просто живи на Дороге – единым днем.
Там и найдешь себе лучшую из Офелий.

Тайной тропой лесной уведи, увези меня -- в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

Мара в лесу с рассвета до темноты: знает все знаки, травы и все цветы;
кто б, как она, лесную тропу прочел? Знает, как мед добывают у диких пчел,
знает, где ягод много и где грибы, знает, где нужный корень для ворожбы,
кормит с ладони белочек и зайчат.
Мать и отец на Мару опять кричат, вечно они укоряют ее вдвоем:
- Снова до ночи шаталась в лесу своем? Сватал Иванко, и Штефан к тебе ходил,
ну а тебе только лес твой проклятый мил. Что твои ягоды, что нам твой дикий мед?
Замуж упырь из чащи тебя возьмет? Девке уже к восемнадцати, самый цвет!
Марушка тихо им говорит в ответ:
- Чем я негодна вам, чем я нехороша? Разве дурнее других у меня душа?
Разве не для людей я в глуши лесов травы ищу лечебные? На засов
Можете запирать – все равно уйду; мне же без леса – хуже житья в аду.
Чем за немилого – правду вам говорю – лучше пойду в чащу темную к упырю.

Только ни мать не разжалобить, ни отца. Дочь отдают за Драгоша-кузнеца.
Может, не самый красивый из всех парней, но работящий, и справиться может с ней.
Дурь-то лесную повыбьет из головы!
Мара рыдает. За окнами крик совы. Что натворили вы, матушка и отец,
Завтра идти за нелюба под венец… Заперта в горнице девка на три замка,
Пусть посидит да проплачется пусть пока.

Лес за окошком виднеется вдалеке. Травы лесные сжимаются в кулаке,
Кровь на ладони – из шелка закрыть платком… Льются слова заклятием-шепотком:
- Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

Марушка в платье – прекрасная, что княжна, статью красива, движениями нежна,
А что глаза заплаканы – не беда, стерпится скоро, слюбится, как всегда,
Будет, как велено, плачь ли, не плачь навзрыд. Дьякон у церкви уже, дома стол накрыт,
Вот и народ собрался, и ждет жених… Мара-невеста сквозь слезы глядит на них,
Шепчет, лесную сжимая в руке траву…

Что это? Нешто всем грезится наяву? С роду никто не видел таких чудес.
С места поднялся и двинулся темный лес, кругом деревни – мрачен сомкнулся, лют!
И перепуганный видит такое люд:
Тучи стянулись, и в ночь обернулся день. А по дороге из леса струится тень.
«Что твои ягоды, что нам твой дикий мед, замуж упырь из чащи тебя возьмет»?
Так и случилось – верь ли, не верь глазам, дух из чащобы за Марой явился сам.
Темень накрыла деревню на полчаса; в темени даже не слышались голоса,
Мрак разлетелся, как черное вороньё… Где же невеста, куда увели её?
Бабы кричат, кто-то вилы схватил, топор…

Марушку больше не видел никто с тех пор.

Тайной тропой лесной уведи, увези меня, в мир, где живут без печали, тоски, без имени,
Темной водой, ветрами, травой, осинами, тайной тропой в леса уведи, унеси меня.

© Kladbische

Comments

[Карани]

Очень хорошие, внутренне созвучные стихи. Нельзя плавать, болеешь? Выздоравливай обязательно. Скучаю по твоим письмам и путевым заметкам. Может, возобновим?

[Ирья Келль]

Не совсем болею. Или совсем не?...Сначала из меня вырезали какую-то гадость, с которой я жила пять лет и спокойно прожила бы еще сколько угодно, но я решила, что гадостей во мне и так хватает, а эту хотя бы можно удалить хирургическим путем. Как только сняли швы, набила татуировку) Все хорошо, просто плавать нельзя.
Насчет писем не знаю, как-то все пообмельчало. Но попробовать можно.